Дочери мертвой империи [litres] - Кэролин Тара О'Нил

воскликнула я. – Пожалуйста. Веди их. Бери всех, кто есть. Ты должен сделать все возможное, чтобы спасти Евгению.

Глава 24

Евгения

С наступлением ночи в камере стало темно и тихо, как в склепе. Еле слышно было, как по каменному полу перебирали лапками вылезшие из своих нор крысы. И звук их шажков казался гораздо шустрее, чем батя перебирал струны на балалайке. Одна села прямо рядом со мной. Я спугнула ее, стукнув лаптем по стене. Грызунов в основном интересовала пролитая похлебка. Я оставила их наслаждаться трапезой, несмотря на то что от их чавканья становилось нехорошо.

Ночь тянулась бесконечно долго.

Утром, на рассвете, проснулся Антон.

– Евгения? – Он постучал по стене между камерами, словно ожидал, что я ему открою в своей окошко. – Ты там?

– Ага.

– О! Я уж было подумал, что ты мне приснилась. Наверное, так было бы лучше.

Я села на пол, прислонившись спиной к стене, за которой был Антон, и бессильно уронила голову на колени. Ночью отдохнуть не получилось. Хотелось спать и пить, а тело потряхивало от нервного напряжения.

Снаружи доносились звуки бодрой повседневности, то и дело покрикивали мужчины и грохотали проезжавшие по щебню телеги. Все ближе и ближе становилось какое-то странное жужжание, похожее на пчелиный рой, заполняя всю камеру. Однажды я уже слышала такой звук. Автомобиль.

– Что происходит снаружи? – тревожно спросила я Антона.

– Суетятся все утро. Автомобили, телеги, лошади. Мы думаем, это остатки Красной армии из Екатеринбурга готовятся выехать на север.

– Мы?

– Я и чехи. Гавел в соседней камере немного изъясняется по-русски. Вчера солдаты говорили, что оставят в Исети небольшую роту – присматривать за отбросами. Мы думаем, они обсуждали отступление. А отбросы – это, предположительно, мы.

Я хмыкнула. Ну да, логично.

– Давно тут сидишь? – поинтересовалась я.

– В этом городе с тех пор, как войска покинули Екатеринбург. Где-то три дня. А арестовали меня почти две недели назад.

– Тебя допрашивали?

– Как несчастного наверху? Поначалу. Но потом привели чехов, и меня оставили в покое. Какое-то рассеянное внимание у этих чекистов.

Стало интересно, как Антон выглядит. Остались ли у него следы после пережитых допросов?

Я вновь внимательно изучила стены, окно, решетку. Потрясла замок – вдруг тот ослаб за ночь? Ничего.

Шли часы. Антон что-то рассказывал. Проснулись чехи, стали тихо переговариваться. Гавел спросил: «Ты девочка?» – с сильным акцентом, а затем добавил: «Будь осторожный». Как будто я могла как-то повлиять на тюремщиков.

Днем пришел Немов.

– К тебе гость, – со злой улыбкой оповестил он. – Очень хочет тебя увидеть.

Во рту мигом пересохло, по спине потек холодный пот. Я прекрасно понимала, кем был этот «гость».

Немов отпер дверь и крепко схватил меня за руки. Мне показалось, что я угодила в капкан.

– Повеселимся с тобой, девочка.

Он толкнул меня на лестницу и продолжал пихать кулаком в спину всю дорогу, пока мы шли. Я бы отметила, что и так иду, куда он хочет, да только в груди не хватало воздуха. Не то что дышать, я даже думать не могла от страха. Он здесь.

Коридор на верхнем этаже был длиннее и светлее, чем я помнила. Одна из дверей посередине была распахнута. Наверное, именно оттуда вчера раздавались крики. Я остановилась и попыталась вырваться из рук Немова, но не тут-то было.

– Шагай, сучка, – прошипел он.

Здесь я смогла получше его разглядеть. Лицо злое – подходило голосу. Широко расставленные глаза, необычайно большие и полные ненависти.

Я послушно зашагала дальше.

Мы минули дверной проем. Комната была маленькая, как моя камера, и пахла так же плохо. В центре стоял привинченный к полу стул. У стены справа – стол и еще один стул, на котором сидел Юровский.

Сердце замерло. Немов грубо вытолкал меня в центр комнаты. Юровский выглядел не так, как я его запомнила: нос острее, глаза уже. Он был одет в военную форму с ярко-красными звездами на рукаве. Рука расслабленно лежала на револьвере. Я почувствовала, как по коже бежит табун мурашек. Попыталась глубоко дышать, но воздух заходил в легкие с хрипом. Меня определенно убьют.

Я вновь посмотрела на револьвер. Тот самый, что убил Костю. Внутри поднялась волна жара, и я опустила голову, оскалившись. Убийца. Вновь попыталась вырваться из хватки Немова. Если успею выхватить оружие, есть шанс прикончить Юровского. И будь что будет. И даже если не смогу, то хотя бы успею его ударить. Но Немов держал меня стальной хваткой.

– Привяжи ее, – приказал Юровский.

– Пошел к черту! – выкрикнула я.

Немов и еще один охранник усадили меня на стул, связали руки за спиной, а лодыжки привязали к ножкам.

Юровский встал. Я смотрела на него исподлобья. Он шагнул вперед, и я дернула коленом, напрягая мышцы бедра, в попытке освободиться. А потом увидела, что в руке у него револьвер.

Он вплотную прижал колени к моим. Легкие заполнил его запах: старая пряжа и порох. Дверь в комнату закрылась. Я не знала, кто остался, а кто ушел. Перед глазами был только Юровский, склонившийся надо мной, его злое лицо и аккуратно причесанные волосы, несколькими прядями спадающие на лоб.

Он прижал дуло мне к виску. Холодное, жесткое. Я невольно задержала дыхание.

– Говори, где Анастасия, – тихо произнес он.

Я зажмурила глаза. Пускай застрелит меня, как Костю, но помогать убийце я не стану. Ничего не скажу. Мне все равно уже не жить.

Однако с губ сорвалось одно слово. Слабое, как детский всхлип.

– Громче, – потребовал Юровский.

Я снова всхлипнула и через силу выплюнула слово изо рта:

– Нет.

Юровский прижал дуло сильнее, словно пытался вонзить совок в твердую землю. Давил, пока голова не наклонилась к плечу.

– Где она?

Взвел курок с механическим щелчком. Я испуганно охнула, пытаясь хотя бы вдохнуть, молить о пощаде смысла не было.

Пускай стреляет. За Костю. Ни за что не стану помогать его убийце. Лучше умру.

– Нет! – крикнула я.

Прозвучал выстрел. Я вздрогнула. Но нет, холостой. В ушах нещадно зазвенело. Уже совсем скоро. Я больше никогда не увижу маму. Слезы упали на одежду, по щеке потекли сопли. Я сжала зубы, готовясь к смерти.

Юровский убрал револьвер. Висок запульсировал от облегчения, но я не двигалась, выжидая.

– Значит, умереть ты не боишься, – произнес Юровский и отошел.

Я подняла голову, немного расслабившись, и посмотрела на него. Во всем теле чувствовалась небывалая легкость, словно сейчас взлечу. Он не застрелил меня. Я все еще жива. Но почему?